Гизборн -- это Гизборн, отсюда и все мои беды (с)
Для команды fandom Guy Gisburne - Robert Addie 2019 Продолжение истории Эстер де Тальмон
Легкий византийский шелк, закрывающий окно носилок, не стал преградой на пути солнечного луча, и он нахально остановился на лице задремавшей девушки. Эстер попыталась прикрыться рукой, но это не помогло, и в конце концов она со вздохом открыла глаза.
Ничего не изменилось — все то же убаюкивающее покачивание носилок, разбросанные подушки, смятые покрывала, а главное — жара, жара, которую, казалось, никто вокруг не замечал и к которой она никак не могла привыкнуть.
Теперь ей придется ко многому привыкать, в том числе и к местному наречию, пока же этот варварский язык ей совершенно не дается.
читать дальше
Эстер откинула занавесь и выглянула наружу. Поросшие густым кустарником холмы, еще вчера лишь призрачно маячившие на горизонте, сегодня приблизились вплотную и стиснули неширокую равнину, тихо дремавшую под палящим солнцем. Нигде не было видно ни души, хотя до Толедо оставалось не больше трех дней пути, а столица Кастилии, по словам ее свояка Аарона, огромный город, даже больше Лондона.
Девушка устало выпустила из пальцев дорогую ткань занавеси (надо отдать должное, мар Эфраим не поскупился на убранство носилок для своей будущей невестки) и вновь прикрыла глаза. Да пребудет над народом твоим благословение твое, Господь Бог Иакова, надо набраться терпения, осталось совсем немного, и это изматывающее путешествие подойдет к концу.
Сначала предполагалось, что большую часть пути до Кастилии она проделает морем, но даже короткое морское путешествие в Нормандию оказалось столь мучительным, что Эстер была готова идти в Испанию пешком, лишь бы не ступать на борт корабля вновь. Поэтому отправились сушей, сначала в Тур и Пуатье, затем в Бордо; в Памплоне повернули на юг к Бургосу, и теперь наконец-то были на прямом пути к цели. В Толедо, который станет ее новой родиной, ждет жених, Нафан бен Мизра, сын одного из самых уважаемых членов тамошней альхамы*.
Ее судьба решена, да будет Имя Господа благословенно отныне и навек. Наверное, она должна испытывать благодарность к мужу сестры, устроившему этот весьма выгодный союз, ведь ее нареченный молод, благоразумен, богат и, говорят, весьма недурен собой. И все-таки (Эстер грустно усмехнулась) для начала хотелось бы взглянуть на него. Хотя Сара твердит, что любовь к женщине приходит уже в браке. Что ж, ей виднее.
Полгода назад, когда мар Аарон отверг очередного претендента на руку восемнадцатилетней Эстер, сестра закатила мужу ужасный скандал. Бедный Аарон только сердито хмурился в ответ — он терпеть не мог, когда вмешивались в его планы, но тут дело семейное, ничего не поделаешь. Он стоически выдержал первый натиск Сары, налетевшей на него, точно язычники на стены иерусалимские, но долго молчать не смог:
— За какие грехи Господь послал мне жену, что хуже Наамы! — воскликнул он в сердцах. — Женщина, как ты можешь обвинять меня в том, что я не забочусь о твоих брате и сестре? Разве после смерти их отца, да будет благословенна память этого праведника, они слышали от меня хоть слово отказа? Разве твой брат Самуил не отправился учиться в лучшую иешиву**? Разве не я день и ночь пекусь о том, чтобы устроить судьбу Эстер?
— Ты сам не знаешь, чего добиваешься! — запальчиво возразила Сара. — Все кругом уже говорят, что мы готовим сестру не иначе как в жены королю, ведь сколько было отличных предложений…
— Господь, великий в своем милосердии! — возопил Аарон. — Ты слышишь, что говорит эта женщина! Неужели я настолько глуп, чтобы не видеть, что хорошо, а что…
— Скажи лучше — настолько упрям! — перебила его Сара.
Они препирались бы еще долго, но Аарон решил не испытывать судьбу и изложил свои резоны: дела королевства Английского идут далеко не блестяще, и если пойдут так дальше, то скоро королю Иоанну придется отдать в залог даже сорочки молодой королевы. А евреям слишком хорошо известно, какой выход из своих денежных затруднений предпочитают христианские государи.
При этих словах Сара побледнела, словно полотно:
— Ты считаешь, что в Англии становится опасно?
Аарон, весьма довольный тем, что ему удалось сбить с жены спесь, успокоительно покачал головой:
— Если бы я так считал, нас здесь уже бы не было. Но разумный хозяин никогда не кладет все яйца в одну корзину. Ты помнишь Эфраима бен Мизра из Толедо, что гостил у нас? Это уважаемый и влиятельный человек, друг королевского советника Иегуды ибн Эзры. И у него есть сын, разумный благочестивый юноша, которому пора жениться.
Так вот в чем дело! Сара укоризненно посмотрела на мужа — почему же он сразу все не объяснил!
И сейчас Эстер де Тальмон, дочь покойного Иешуа де Тальмона из Линкольна, находится в трех днях пути от Толедо, направляясь навстречу своей судьбе. Да будет на то Твоя воля, Господь, мой Бог и Бог моих отцов, чтобы человек, которого Ты определил мне в супруги, был добродетельным, да не будет в нем ни крупицы порока, недостатка или изъяна. Смилуйся надо мною и услышь молитву мою, потому что Ты слушаешь молитвы всех уст. Да будут угодны Тебе слова мои и помыслы моего сердца, Господь мой Бог — моя опора и мое спасение.
***
Дон Гидо придержал коня, окинув цепким взглядом опытного воина узкую равнину, спускающуюся к прохладным водам Тахо. Отличное место для засады, и, возможно, где-то среди этих пологих холмов затаилась сейчас шайка, которая не дает покоя путникам, направляющимся в Толедо.
Гидо поморщился и отер застивший глаза пот. Он почти привык к здешней жаре, почти свободно изъяснялся на быстром певучем кастильском наречии, почти свыкся со своим новым именем, и назови его кто-нибудь сейчас «сэр Гай», он, наверное, не сразу бы откликнулся. Да, прав был старый греховодник Эдмунд Гизборн, когда утверждал, что человек — не скотина, ко всему привыкнет.
И так же быстро забывает то, что хочет забыть. Но, дьявол его знает почему, в последнее время прошлое вспоминается все чаще. Хотя, святой Иаков свидетель, именно шервудским бандитам он обязан тем, что стоит сейчас на земле Кастилии. Его путь сюда начался в сыром коридоре ноттингемского замка, когда он почувствовал у своего горла холодную сталь кинжала…
— Если хочешь жить, не дергайся, Гизборн.
Он и не собирался. Дьявольщина, а ведь он надеялся схватить их еще на подходе к замку, не зря же распорядился удвоить караулы. Казнь Роберта Хантингтона, известного как Робин Гуд, была назначена на завтрашний полдень, и кто бы сомневался, что лесные волки постараются вытащить своего вожака. Однако им как-то удалось проникнуть в замок, не иначе среди его людей завелся крот. Он еще выяснит, кто этот чертов предатель… если останется в живых.
Чьи-то руки быстро обшарили его, вынув из ножен на поясе кинжал, и тихий голос (кажется, этот немытый сарацин) доложил:
— Чисто!
Из тени в неверный свет, что давал чадящий факел, вышла женская фигура.
— О, леди Волчья голова, — насмешливо хмыкнул Гизборн, — явились посмотреть, как снесут голову вашему дружку?
Марион возмущенно вздернула подбородок:
— Он — мой муж!
— Ради Бога, леди, не нужно подробностей, — Гай издевательски усмехнулся, не обращая внимания на прижатое к шее острое лезвие. — Если вы, как положено нежной супруге, хотите разделить его печальную участь, я могу поспособствовать. Кстати, всех остальных тоже касается!
Сегодня он мог торжествовать. Удача и везение наконец-то изменили Робин Гуду, и он попался как ребенок. Все-таки нет ничего лучше старых добрых способов, как говаривал его папаша, натирая доспехи льняным маслом.
Когда он изложил свой план де Рено, тот только презрительно скривился — слишком примитивно, впрочем, Гизборн, действуйте, как хотите. Но его простой план сработал — Гай раструбил на все окрестности, что будет сопровождать его милость аббата Хьюго в Уолсингем, и вроде нечаянно проболтался, что в это время по дороге на Рафорд повезут часть собранных налогов. Разбойники напали на караван на Рафордской дороге, и для них стало большим сюрпризом, что денег в мешках не было, зато в засаде оказался Гизборн. Правда, Хантингтон и тут едва не ушел, но кому-то из солдат удалось подстрелить Скарлета, благородный Робин Гуд кинулся его спасать и попался. Остальным, включая недобитого Скарлета, все же удалось улизнуть, но главное, в руках Гая был их вожак, а остальное — всего лишь дело времени.
И даже если сейчас бандиты перережут ему глотку, уйти из замка шайке все равно не удастся, в этом он не сомневался.
— Отпусти его, Джон, — сказала Марион, и холодная полоса металла у его горла исчезла.
— И на что вы надеетесь? — спросил Гай, потирая шею. Спокойствие леди-разбойницы ему очень не нравилось, но ее ответ не понравился еще больше:
— На твою помощь.
Ну и нахалка! Гизборн изумленно уставился на нее:
— Если рассчитываете обменять его жизнь на мою, то зря! Пора бы вам, идиотам, понять, что для шерифа я стою не дороже стоптанной подметки. Так что лучше постарайтесь убраться отсюда поскорей, потому что я сейчас подниму тревогу.
Гай уже набрал полную грудь воздуха, чтобы заорать «Все ко мне!», но невольно поперхнулся, услышав голос Марион:
— И ты сможешь отправить на плаху своего брата, Гизборн?
— Брата? Каким еще, к дьяволу, братом вы собрались меня наделить?
— Спроси об этом у леди Маргарет, — Гай с удовольствием заметил, что ледяное спокойствие дается Марион нелегко, — Роберт твой брат по отцу, она рассказала ему об этом в Кроксдене.
— И..? — Гизборн едва не расхохотался. — Бедняга Хантингтон слишком доверчив! Тому, что говорит моя маменька, верить следует наполовину, да и то в лучшем случае.
Марион молчала, и смысл сказанного ею окончательно дошел до Гая. «Роберт — твой брат по отцу», святой Георгий, а если это правда? От матери всего можно ожидать.
Вот тебе и ответ на все твои вопросы, Гизборн. Ай да леди Маргарет, губа у маменьки не дура — оказывается, согрешила-то с графом Хантингтоном. А что не с самим королем?
И ведь нашла кому открыться, прости, Боже, меня грешного, больше некому было, что ли?
А он-то голову ломал, не понимая, почему этот висельник Роберт щадил его вместо того, чтобы… Вот с Локсли все было понятно, Локсли был всего лишь невесть что возомнивший о себе деревенщина, который легко справлялся с солдатами, по сути, такими же тупыми саксами, а лишить жизни норманнского рыцаря — здесь у него кишка была тонка, но Хантингтон, наследник графа — совсем другое дело. Значит, этот благородный дурень просто не мог пролить братскую кровь?
Дьявольщина, да какая разница, брат или сват, он — Робин Гуд, который завтра получит по заслугам! А потом можно будет увидеться с любезной матушкой и побеседовать с ней по душам.
— А почему с матушкой? — вдруг раздался в голове чей-то ехидный Голос. — Вали лучше сразу к батюшке-графу. Здравствуйте, мол, Ваша светлость, я только что отправил в преисподнюю вашего сыночка. Заманчиво стать наследником графской короны, а, Гай?
Гизборн вздрогнул — если эта история станет известна (а это как пить дать, раз маман начала болтать, ее не остановишь), то ведь все вокруг так и решат — бастард отправил законного наследника на эшафот, чтобы занять его место! В глаза, может, и не скажут, но за спиной шептаться будут точно. И никто не вспомнит, что законный наследник — разбойник и убийца.
— Да пусть он провалится к чертовой матери, этот граф, вместе со всеми своими землями и замками в придачу! — мысленно рявкнул Гай в ответ ехидному Голосу. — Жил без него раньше, проживу и дальше. И с матерью уж как-нибудь слажу!
— С матерью, может, и сладишь, — послушно согласился Голос, — а с самим собой? Каин, где Авель, брат твой?
Святый Боже, и что он должен ответить? Что он вообще ответит, если когда-нибудь услышит: «Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли»?
— Он — разбойник! — отчаянно схватился за последнюю соломинку Гай.
— Он — брат твой.
— Это ничего не меняет!
— Это меняет все.
Гай с ненавистью взглянул на настороженно молчавшую Марион. Чертова баба все рассчитала правильно.
— Его держат в западной башне — хрипло выдавил он, протянув ей связку ключей, сорванную с пояса, — я сниму часть охраны, остальное зависит от вас.
Дальше все было точно в тумане — он, не оглядываясь, шел, почти бежал по замковым коридорам, стараясь не слышать чужих шагов за спиной, на ходу отправляя своих людей кого куда, лишь бы подальше, пока не остановился у той самой двери. Из-за его спины выскользнули две бесшумные тени, раздался сдавленный вскрик часового, лязг железа, и вот Роберт Хантингтон уже стоит перед ним. Святой Георгий, неужели это сделал я?!
— Гай, спасибо.
— У тебя мало времени, Хантингтон.
— Ты спасаешь мне жизнь.
— Убирайся!
Гай резко отвернулся, сделав вид, что не заметил протянутой руки, и в тот же миг в голове точно раскололся огромный колокол. Каменный свод стремительно надвинулся вниз, и все затопила липкая густая темнота.
Сознание возвращалось вместе с визгливыми криками шерифа и дикой головной болью. Кто ж это из хантингтонских дружков (быстрее язык отсохнет, чем назову этого висельника братом) так не поскупился? От души вломил, ничего не скажешь…
— Вы ни на что не способны, Гизборн! Бандиты разгуливают по замку, как по собственному дому, удивительно, что они еще не обедают со мной за одним столом!
— Вам стоит лишь приказать, милорд, — хотел было ответить Гай, но сухие губы едва шевельнулись, подкатила противная тошнота, и спасительная темнота вновь накрыла его с головой.
Он провалялся в постели почти неделю, прежде чем предстал перед ясными очами как всегда разгневанного начальства и заявил, что уходит. Когда де Рено понял, что помощник не шутит, то был изумлен до такой степени, что даже намекнул на повышение жалования, но быстро спохватился и заявил, что никого не держит.
И куда же теперь? Можно было вернуться в манор и задать любезной маменьке несколько неудобных вопросов, только что толку? Самое главное он уже знал, а подробности его интересовали мало, все равно от матери правды не дождешься.
К графу Глостеру? Тоже не стоит, ему сейчас не до него, ведь семейство Глостеров не в фаворе, и Гай, положившись на удачу (которой сроду не было), отправился прямо ко двору.
Но судьба смилостивилась над ним — король Джон как раз отправлял посольство к своей сестре Алиеноре Кастильской, у Его Величества срочно объявилась нужда в благородных господах, умеющих не только покрасоваться верхом, но и при случае пустить в дело меч, и Гизборн оказался в посольской свите.
Когда же послам пришло время покидать Бургос, сэр Гай неожиданно получил от миледи Алиеноры (или доньи Леонор, как называли королеву на кастильский манер) предложение остаться и послужить королю Альфонсо.
Он согласился не раздумывая, и с тех пор ни разу не пожалел о своем решении. Его Величество дон Альфонсо — славный воин, не чета тому ничтожеству, что сидит сейчас на английском троне; донья Леонор — прекрасная и разумная королева, которая к нему благоволит; толедские оружейники славятся на весь христианский мир, здешние девицы (прости, Господи, невинные прегрешения наши) горячи и покладисты, да и доброго коня можно купить куда дешевле, чем в Англии, а что еще нужно воину? Пусть же Господь благословит их католические Величества и славное королевство Кастилию!
***
Дорожная скука досаждала Эстер даже больше жары. Лия, служанка, которую ей прислал будущий свекор, была мила и расторопна, но говорила только по-кастильски, а Эстер едва знала на этом языке десяток слов. Остальные же сопровождавшие ее слуги были мужчинами, с ними не поболтаешь, и она все чаще вспоминала старую Мириам.
Мириам направлялась в Сантьяго-де-Компостела и условилась, что доберется с ними от Пуатье до Памплоны. Эта странная женщина, не выпускавшая из рук четок с маленьким крестом, хорошо говорила на иврите, бегло изъяснялась на латыни, кастильском и арабском, поэтому Эстер охотно взяла ее с собой, и Хаим, старший из сопровождавших слуг, согласился, хоть и недовольно покосился на простенькие деревянные четки.
Эстер быстро привыкла к Мириам и однажды спросила:
— Скажи, откуда ты так хорошо знаешь наш язык? Ведь ты же христианка?
Мириам усмехнулась:
— Я говорила на этом языке с рождения, на нем говорили моя мать и мой отец, ведь когда-то меня звали Мириам бен Зарон.
Эстер испуганно охнула:
— Ты — анусим***?
Но Мириам покачала головой:
— Нет, яфа****, нет. Если хочешь, я расскажу тебе, как все было.
И удивленная Эстер услышала ее историю:
— Я родилась в Дамаске, там жила моя семья, да и до сих пор живут мои братья. Когда меня выдали замуж, мы с мужем перебрались в Алеппо и думали, что проживем в этом городе до старости, но Господь судил иначе.
Я была в тягости нашим первенцем, когда муж внезапно заболел, а потом я и вовсе осталась одна. Пока он болел, дела пришли в упадок, появилось много долгов, и после смерти моего бедного Захари я решила вернуться к родителям в Дамаск.
Но беда не ходит в одиночку — в пустыне наш караван сбился с пути, мы шли наугад, а запасы воды уже подходили к концу. Оставалось только молиться о спасении, и я молила Всевышнего спасти даже не меня, а ту жизнь, что носила под сердцем.
И когда надежда почти покинула нас, впереди среди песков показались скалы, между которыми был узкий проход. «Благословенно имя Господне, мы спасены, — сказал караван-баши, — это монастырь святой Феклы!»
Мы пришли в Маалюлю, селение у подножия гор рядом с древним монастырем. Там появилась на свет моя дочь, которую я назвала в честь нашей святой спасительницы, и там я приняла христианскую веру, а после и монашеский постриг, став сестрой Марией.
— Почему ты думаешь, что тебя спас христианский Бог? — настороженно спросила Эстер.
— Я не думаю, яфа шэли****, я знаю, — ласково ответила Мириам, перебирая свои четки.
И когда в Памплоне им пришло время прощаться, старая Мириам вдруг вложила эти четки в руку Эстер:
— Господь да благословит тебя, дитя мое, я буду молить Его о тебе! Пусть же Он, всемилостивый, устроит твою судьбу, как будет Его святая воля.
Растерянная Эстер не нашлась, что ответить, и четки так и остались в ее ладони. Потом она несколько дней лихорадочно думала, что ей делать с этой чуждой вещью, наконец решила — когда доберется до Толедо, попросит кого-нибудь отдать их в христианский храм, и немного успокоилась. Но иногда она потихоньку доставала этот странный подарок со дна маленькой шкатулки и задумчиво перебирала гладкие деревянные бусины. Вот как сейчас.
Снаружи раздался чей-то встревоженный крик, носилки дернулись и понеслись, все увеличивая скорость. Удивленная Эстер, неловко перебравшись через прикорнувшую на полу Лию, с трудом добралась до окна и в испуге отпрянула, увидев искаженное страхом лицо Хаима:
— Спрячьтесь, госпожа, — прокричал он на скаку, — на нас напали, спрячьтесь!
Проснувшаяся Лия что-то заголосила, Эстер разобрала только «мавры!», но и этого было вполне достаточно. Громоздкие носилки немилосердно трясло и подкидывало, и Эстер чувствовала себя, точно горошина, забытая в пустом кувшине, но вдруг раздался треск, какая-то сила опрокинула ее на спину, сверху посыпались подушки, корзины и еще не пойми что, и Эстер поняла, что носилки перевернулись.
Она отчаянно забарахталась, пытаясь выбраться из-под навалившихся вещей, чувствуя, как в нее вцепилась испуганная Лия, и в ужасе замерла, услышав чужие голоса. Голоса звучали совсем рядом, и тут Эстер заметила, что все еще сжимает четки в руке. О, Великий Боже, если Ты и вправду так милостив и всемогущ, спаси меня и всех, кто со мною, и, клянусь, я стану Твоей верной рабой, заступись за нас в пору бедствия, взгляни и ответь нам, ибо на Тебя наша надежда!
Точно в детстве, когда маленькая Эстер боялась засыпать в комнате одна, она судорожно натянула на голову подвернувшееся под руку покрывало и прижалась к дрожащей Лие, отчаянно стиснув в ладони кусочек дерева, в который вложила сейчас всю надежду на свое спасение. Господь всемогущий, защити! Отведи от нас смертельный удар, ибо Ты милосерден, узри беды наши и услышь голос наш, и спаси нас ради имени Твоего!
Шум снаружи вдруг усилился, смешавшись с конским ржанием и звоном металла, торжествующие крики перебивались воплями ужаса, потом рядом раздались быстрые шаги, кто-то резко сдернул с них покрывало, и задохнувшаяся от ужаса Эстер увидела темноволосого юношу, державшего в руке окровавленный меч.
Он удивился не меньше, увидев двух перепуганных девчонок, повернулся и крикнул кому-то у себя за спиной:
— Don Guido, hay chicas aquí!*****
Ему ответил хриплый повелительный голос, услышав который, Эстер вздрогнула, отстраненно удивившись самой себе — она только что избежала (да и избежала ли?) смертельной опасности, а глупая память так некстати напоминает о другом голосе, который когда-то заставлял бешено биться сердечко девочки, не сводящей глаз с рыцаря в голубом плаще…
Встрепенувшаяся Лия что-то радостно залопотала, и увидев ее восторженное лицо,
Эстер с надеждой подумала, что самое страшное уже позади.
***
Гидо сердито тряхнул головой, отгоняя нахлынувшие воспоминания, и услышал удивленный голос Пабло:
— Дон Гидо, посмотрите-ка! Вон там!
По только что безжизненной равнине бешено неслась запряженная четверней неуклюжая повозка, сопровождаемая несколькими верховыми, а за ними, почти уже настигнув, гнался небольшой отряд.
Гидо привстал на стременах и почувствовал, как его охватывает охотничий азарт:
— Похоже, это сам Хамид Гаруф, как думаешь, а, Пабло?
Двадцатилетний Пабло Франсиско де Лара де Алмейдо нетерпеливо кивнул. Хотя по матери он и приходился дальней родней всесильному королевскому министру, но, будучи пятым сыном в семье, прекрасно понимал, что рассчитывать ему особо не на что. Только Пабло это волновало мало — со всей беспечностью молодости он полагал, что сам добудет себе и славу, и деньги, и почет, а дон Гидо, под началом которого он служил уже второй год, не спешил его разочаровывать.
И сейчас они оба тревожно наблюдали за тем, что происходило на дороге, пересекающей выжженную солнцем равнину. Погоня подходила к концу — громоздкая повозка, покачнувшись, завалилась набок, и преследователи настигли свою добычу. Святой Иаков, если им повезло и это действительно шайка Хамид Гаруфа, того самого бандита, что давно не дает прохода идущим в Толедо путникам, то будет чем похвалиться перед Его Величеством Альфонсо.
Гидо покосился на едва сдерживающего коня Пабло — как же хорошо ему известно это нетерпение, это горячее стремление рвануться в атаку! Да, здесь еще жив дух рыцарства, его люди скорее умрут, чем трусливо побегут с поля боя, и уж точно можно не опасаться получить удар в спину. Славное королевство Кастилия!
— Пленных не брать, — коротко приказал Гидо, бросая вперед своего вороного Фуриа. — Сантьяго-о-о!
И услышал, как два десятка глоток подхватили его клич:
— …я-я-го-о-о!
Схватка была яростной, но короткой. Радующиеся богатой добыче бандиты никак не ожидали столкнуться с хорошо вооруженным отрядом, и люди дона Гидо де Гисбо быстро покончили с проклятой шайкой.
Солдаты с довольными возгласами делили взятую в бою добычу, когда к копытам коня дона Гидо бросился курчавый человек, на плече которого темнела запекшаяся кровь:
— Да пошлет Всевышний вашей милости долгий век и всяческие блага, да наградит он вас всеми своими дарами, да будет над вами и домом вашим вечное его благословение, да пребудет…
— Ты еще кто такой? — прервал удивленный Гидо поток бесконечных благословений.
— Меня зовут Хаим, благородный дон, я слуга его милости Эфраима бен Мизра из Толедо.
Ого! Гидо довольно прищурился — сегодня святой Иаков явно снизошел к ним, грешным, своим благоволением.
Оказать услугу самому бен Мизра дорогого стоит, ведь он родня Иегуде ибн Эзре, и, будь тот хоть трижды евреем, Иегуда — королевский советник, влиятельнейший эскривано.
— Тебе окажут помощь, — небрежно бросил Гидо, сделав знак своим людям увести все еще бормотавшего благодарности слугу. А куда, черт его дери, подевался Пабло?
— Дон Гидо, — услышал он его голос, — здесь какие-то девушки!
— Они не ранены?
— Похоже нет, только очень напуганы.
— Ну так успокой их, — насмешливо ответил дон де Гисбо. Девушки наверняка служанки бен Мизра, кстати, надо бы проследить, чтобы солдаты не прихватили что-нибудь из его имущества, хватит с них и того, что содрали с убитых бандитов.
А вот и те самые девушки. Одна из них точно служанка, а вот вторая явно благородная госпожа. «А девица-то прехорошенькая, — отметил про себя Гидо, глядя как Пабло учтиво склоняется перед ней, не переставая оживленно болтать, — не зря мальчишка бьет копытом, точно жеребец в стойле. Только перепугана насмерть, на Пабло и не смотрит, хотя видит Бог, есть на что посмотреть, вместо этого таращится на меня, точно привидение увидела. Что ж она так уставилась-то? Даже в жар кинуло».
— Не бойтесь, донна, теперь вы в безопасности, — начал было Гидо, но его тут же перебила говорливая служанка:
— Госпожа не понимает, она по-нашему ни словечка не говорит, госпожа издалека приехала, поэтому не понимает…
Вот оно что, а Пабло-то, глупый, старается-распинается.
— Эй, Барильо! — крикнул Гидо одному из своих солдат, тощему как щепка Хуану, которого прозвали Бочонком в насмешку над его худобой. — Позови-ка сюда этого чертова еврея, может, он все ей объяснит.
И едва не вылетел из седла, услышав:
— Я отлично понимаю по-английски, милорд… сэр Гай.
***
Местом для ночлега столь внезапно увеличившегося отряда был избран тихий берег Тахо. Дон Гидо едва успел убедиться, что лагерь находится под надежной охраной, как к нему, непрестанно кланяясь, подошел Хаим. Сквозь поток бесконечных благодарностей и благословений, Гидо с трудом уловил суть — госпожа Эстер просит благородного дона о беседе.
Услышав это, благородный дон чертыхнулся про себя на всех известных ему языках — он еще в себя не пришел от изумления, встретив здесь девицу де Тальмон, но так как на сто миль вокруг никто кроме него уж точно не знал ни слова по-английски, дону Гидо де Гисбо нежданно-негаданно вновь пришлось стать сэром Гаем Гизборном.
Их первая беседа не заладилась с самого начала. Когда слуги, собрав все, что было можно из разбитых носилок, приторочили скарб к седлам, и госпожа Эстер двинулась в путь верхом, теперь уже под надежной охраной его отряда, Гизборн попытался было завести светский разговор, хотя дьявол его знает, о чем с ней можно было говорить.
Спросить, как госпоже понравилась Кастилия? Ничего глупее и не придумаешь после того, как ее едва не ограбили и чуть не убили. Расспросить о цели столь далекого путешествия? Так болтливая служанка уже всем растрепала, что госпожа — невеста Нафана бен Мизра (неужто здешним евреям не хватает местных девиц, что понадобилось искать невесту на другом конце света).
И Гай не нашел ничего лучше, чем поинтересоваться здоровьем семейства де Тальмон. Как, к примеру, поживает ваш батюшка? Скончался три года назад? Ох, чтоб меня… Простите, благородная донна, я не… А ваша сестра? Надеюсь, она находится в добром здравии?
Ответом ему было скупое «В добром!» и презрительно-огненный взгляд. И что опять не так?!
Вот дерьмо, уж лучше бы он помолчал, не зря же говорится, что в закрытый рот муха не залетит. Вон Пабло помалкивает, только кидает на хорошенькую спутницу горячие взгляды.
А сейчас донне Эстер вдруг пришла охота попросить его о беседе, только этого не хватало. О, чтоб меня черти взяли, maldito sea******!
Потемневшие к вечеру воды реки стали совсем черными от отражающегося огня костра, легкая волна наступала и тут же проворно убегала с пологого берега, точно ласковый игривый щенок. Когда-то в Линкольне у нее был такой.
Эстер зябко поежилась, хотя вечер был теплым, даже душным. Какими далекими казались ей Линкольн и Ноттингем еще вчера, и какими близкими они вдруг оказались.
Наверное, то, как она уставилась на сэра Гая, со стороны выглядело ужасно неприличным, но разве могла она подумать, что ей на помощь придет тот, кто однажды уже спас ее семью! Сначала она решила, что обозналась, но чем дольше вглядывалась в лицо «дона Гидо», тем больше убеждалась, что это он, он и никто другой, хотя она не помнила этой горькой складки у его губ, и не было раньше шрама, что наискось пересек бровь, и голубые глаза на покрытом загаром лице теперь казались стальными из-за сурового взгляда. Сэр Гай Гизборн, давно забытый герой ее детских грез, и лучше не задумываться, почему так остро кольнуло сердце, когда он вдруг спросил о Саре.
Пожалуй, она была чересчур резка, и потом ей стоило больших усилий заставить себя отправить к нему слугу, но…
— Вы хотели меня видеть, донна Эстер?
— Благодарю, что вы пришли сэр Гай. Мне крайне необходима ваша помощь и совет.
Он почтительно склонил голову.
— Вот, — Эстер протянула руку, и Гизборн с удивлением увидел на маленькой розовой ладони монашеские четки.
— Откуда это у вас?
— Мне их подарила одна… Впрочем, неважно, — она перевела дух и выпалила:
— Когда на нас напали, я попросила вашего Бога спасти меня и пообещала, что стану его верной рабой. Бог услышал мою мольбу, и… и теперь моя очередь выполнить обещанное.
«Санта Мария Милагрос, Пресвятая Дева Чудотворная! После сегодняшнего дня меня уже ничего не сможет удивить!»
А Эстер торопливо продолжала, точно боялась, что если остановится, то не сможет договорить до конца:
— И я прошу Вас посоветовать мне какой-нибудь безопасный приют, где я могла бы остановиться, чтобы… чтобы осуществить свое намерение. Дом моего жениха, — она запнулась, — моего бывшего жениха вряд ли подойдет для этой цели.
«Ну еще бы. Гай, твою ж мать, ответь ей что-нибудь, не молчи!»
— Я слышала, что существуют общины тех, кто решил посвятить свою жизнь служению Всевышнему, и если где-нибудь в окрестностях Толедо…
«Ну конечно, монастырь! А ведь правда, больше ей укрыться негде. Хреновый из тебя советчик, Гизборн, пока ты стоял столбом, девочка все уже решила сама. И если она еще раз так на меня посмотрит, то клянусь спасением души, я вообще забуду, на кой сюда пришел!»
— Я могу лишь приветствовать ваше решение, донна Эстер. По дороге в Толедо находится монастырь сестер-бенедиктинок, я думаю, они с радостью вам помогут, и, конечно, вы можете рассчитывать на мою защиту.
— Благодарю вас, милорд.
Она опустила глаза, давая понять, что разговор окончен.
«И что, теперь ты просто уйдешь и все?!» — растерянно воскликнул невесть откуда взявшийся Голос, но Гаю оставалось лишь молча поклониться донне Эстер.
Стен монастыря Санта-Мария-дель-Ампаро они достигли на следующий день к вечеру. Пожилая настоятельница изумленно выслушала просьбу дона Гидо, но быстро опомнилась и сообщила, что безусловно приютит девицу, решившуюся на столь благочестивый поступок. «К вящей пользе святой обители,» — мысленно съязвил Гай.
При их прощании побледневшая и заметно растерявшаяся донна Эстер попросила сэра Гая оказать ей еще одну услугу и сообщить о ее решении несостоявшемуся свекру, потом решительно нахмурила брови и направилась к массивным монастырским воротам, не обращая внимания на горестные вопли и стенания слуг. И Гай с удивлением подумал, что смелости этой малышке не занимать.
***
Эфраим бен Мизра оказался благообразным седовласым старцем, именно такими Гай в детстве представлял себе библейских патриархов. Он принял дона де Гисбо в своем толедском доме, столь же скромном снаружи, сколь роскошном внутри. Недоверчиво выслушав рассказ о случившемся на берегу Тахо, мар Эфраим заговорил, тщательно подбирая слова.
Прежде всего, он безмерно благодарен дону Гидо за помощь и спасение его людей и донны де Тальмон от рук нечестивых бандитов. Но пусть благородный дон поймет его правильно, решение госпожи Эстер (я хорошо знал ее отца, это был человек глубоких знаний и большой мудрости, жаль, что вы, дон Гидо, не были с ним знакомы), столь неожиданно… Конечно, он ни в коей мере не ставит под сомнение слова бесстрашного дона де Гисбо, но, согласитесь, девушка еще слишком молода и может не понимать всех последствий своего поступка. И дабы убедиться в ее искренности (он еще раз просит понять его правильно), согласно обычаям альхамы донна Эстер должна предстать перед советом трех уважаемых раввинов. И не будет ли дон Гидо так любезен, чтобы сопроводить ее в Толедо?
«Вот вляпался-то, — с тоской подумал Гай, согласно кивая в ответ, — и сколько же мне еще с этой девчонкой нянчиться?»
— Да будет тебе страстотерпца изображать, — тут же вклинился ехидный Голос, — кого обмануть хочешь? Ты ведь рад-радешенек, что появился повод в дель-Ампаро вернуться, скажешь, не так?
Возразить было нечего, и Гай ограничился тем, что раздраженно посоветовал вреднючему Голосу заткнуться.
***
Для сопровождения донны Эстер Гизборн прихватил с собой Пабло и двух солдат, на всякий случай, дороги-то небезопасны. Настоятельница монастыря сестра Долорес согласилась отпустить девушку только после многочисленных увещеваний не сворачивать с выбранного ею пути, бесконечных напоминаний о спасении души и примеров стойкости святых, чью горячую веру не смогли поколебать никакие посулы.
Эстер, сменившая свой наряд на платье монастырской послушницы, терпеливо выслушала наставления, из которых едва ли поняла половину, но по дороге в Толедо эта хохотушка уже ничем не напоминала ту скромницу, что внимала словам благочестивой аббатисы. Она пыталась говорить по-кастильски, забавно коверкая слова, Пабло усердно поправлял ошибки донны, и оба при этом заливались веселым смехом.
«Мальчишка-то распустил хвост почище павлина в королевском саду,» — презрительно подумал Гай. Поначалу он решил не обращать на эту парочку внимания, но то ли летний зной был особенно изнуряющим, то ли ему просто осточертело мотаться туда–сюда, но надолго его терпения не хватило, и он резко приказал Пабло отправиться вперед и проверить, свободна ли дорога, сопроводив приказ парой энергичных местных выражений, которые донне Эстер лучше не переводить.
Смущенный Пабло пришпорил коня, а девица наградила Гая таким взглядом, что он почти серьезно задался вопросом: женщины с рождения умеют так глазами стрелять или их этому где-то учат?
Но чем ближе становился Толедо, тем серьезнее становилась эта девочка, которой черный монашеский хабит шел ничуть не меньше, чем шелковая котта. Гай представил, что ей сейчас предстоит, и невольно вспомнил о мученицах, когда-то выходивших на арену цирка с голодными львами.
И когда после беседы с уважаемыми раввинами, проходившей в одном из домов еврейского квартала, Эстер появилась в дверях с гордо поднятой головой, сжимая в маленьком кулачке неизменные четки, Гизборн понял, что она сумела укротить своих львов.
Решение совет раввинов вынес следующее: брак между Нафаном бен Мизра из Толедо и Эстер де Тальмон из Линкольна не может быть заключен, ибо не может быть брака между мешумад******* и живущим по закону Торы. Но так как опекуном девицы Аароном из Линкольна ей было выделено приданое, оно будет выплачено в случае вступления госпожой Эстер в брак тому, кого ей угодно будет избрать себе в мужья, за исключением суммы, уплаченной в виде отступного семье бен Мизра; в случае же, если указанная девица решит вести в дальнейшем жизнь целомудренную и останется в монастыре, вся сумма приданого, за исключением отступного, будет возвращена ее опекуну. И да будет так.
***
— Что значит «не велели беспокоить», ты что, собачий сын, указывать мне будешь?
За дверью раздался смачный звук оплеухи, и Гизборн, собравшийся было вздремнуть после обеда, хмуро усмехнулся — если Паблито разойдется, под горячую руку ему лучше не попадать. Ну что еще стряслось? Вид у ворвавшегося к нему парня был серьезный, точно у монаха, который собрался исповедовать непотребную девку.
— Дон Гидо! Я прошу Вас оказать мне великую милость!
«Опять продулся в кости до последнего гроша, — решил Гизборн, — ладно, придется выручить, хотя у самого с деньгами негусто».
— Я молю Вас просить для меня руки донны Эстер!
«Ты-ы-ж-ж...» — только и смог подумать ошарашенный Гай.
«Угу, — откликнулся явившийся как обычно некстати Голос, — именно! А ты почему онемел? Ответь что-нибудь!»
— То есть ты… это? — промычал Гай в ответ Пабло.
«Для начала неплохо, — одобрил Голос, — а теперь давай по делу!»
«И что я ему скажу? Вот дерьмо-то!»
«Что скажешь? Можешь правду сказать — что сейчас ты душу готов заложить, лишь бы оказаться на его месте».
«А почему нет? Почему, к чертям собачьим, нет?!»
«Ты уже раз попробовал, или забыл? Напомнить, что ее сестрица тебе тогда наговорила? Кто у нас тут любитель на граблях поскакать?»
«Так это когда было, — возразил Гай, — она тогда еще совсем соплячкой была, наверно, и не помнит ничего».
«Может, и так, — неожиданно уступил Голос, — только вот о чем подумай — ну, согласится она, и что? Что ты сможешь ей предложить? Кусок земли пополам с болотом на другом краю света, доходов с которого едва хватает, чтобы кое-как прожить твоим старикам, или, может быть, свое жалование? Кстати, ты еще с тем шорником не расплатился».
«Пабло, между прочим, тоже не гранадский эмир!»
«У Пабло пол-Испании родни и троюродный дядя — королевский министр! А ты для них так и останешься пришлым чужаком из свиты королевы. Да и для королевы тоже, она хоть и зовется Алиенорой Английской, Англии-то в глаза не видела. Завидный жених, чего уж там!»
«Дерьмо!»
«Согласен».
— А ты сам-то… почему не? — с отчаянной надеждой спросил Гай.
— Но вы же знаете ее язык!
«Ох, что б тебя, и не поспоришь!»
— Ладно, — сдался Гизборн, — только имей в виду: из меня сваха, как из ослиного хвоста сито. Ежели что — не обессудь!
***
Для начала нужно было переговорить с настоятельницей, но за время службы у аббата Хьюго Гай научился прекрасно ладить с божьими людьми, ибо отлично знал их слабое место. Поэтому для начала он напомнил сестре Долорес, что в случае принятия пострига Эстер остается ни с чем, а потом намекнул, что если вопрос со свадьбой дона Пабло решится положительно, святая обитель внакладе не останется. После этого достойная аббатиса немедленно прониклась сочувствием к юным сердцам и заявила, что лучшей карой для них будет выслушать Gloria у алтаря.
Итак, жених был согласен, родственники тоже, оставалось убедить невесту. Для Эстер Гай приготовил целую речь и очень надеялся, что в самый важный момент слова не разлетятся из памяти, точно испуганные воробьи из-под лошадиных копыт.
Он ожидал ее в монастырском клуатре. Появившаяся донна, похоже, была рада его приходу, и Гай решительно приступил к делу. Была не была!
— Донна Эстер, — бодро начал он, — смею надеяться, что не случайно Господу было угодно, чтобы мы с Вами встретились… то есть встретились вновь. Я обещал вам свою поддержку и защиту, и во исполнение данного обещания осмелюсь просить…
«Святой Иаков, а ведь она догадалась! Чтоб мне пропасть, догадалась — вон и глазки потупила, и покраснела, что твой шиповник. Ну раз так, дело выгорит!»
— … просить вашей руки для дона Пабло Франсиско де Алмейдо, чье благородство и смелость известны далеко за…
«Дьявольщина, что такое?! Побелела, точно саван, еле стоит, вот-вот зарыдает. Да что ж опять не так? Говорил я этому упрямому ослу, говорил — ну какая из меня сваха?»
— … и чьи доблести не подлежат сомнению…
— Нет!
«Та-а-к, сосватал парню невесту, твою ж мать. Клянусь сатаной девятихвостым, если еще раз кто при мне про такое дело заикнется, на месте зарублю!»
— Я прошу не считать мой отказ оскорблением, милорд, но я не могу ответить дону Пабло взаимностью.
«А мне казалось, он ей нравился. Тьфу, пропасть, ну кто их поймет, этих женщин?»
— В таком случае, я не смею более досаждать Вам, донна Эстер.
Сухо поклонившись, он отвернулся и размашисто зашагал по узкой галерее.
«Вот вляпался опять, да что ж за дерь…»
— Сэр Гай! — неожиданно донесся вслед голос Эстер.
Ну что еще?
— Когда-то вы собирались взять в жены девушку из семьи де Тальмон…
«Ну вот, вспомнила! Только этого мне и не хватало!»
— … и не переменили своего намерения?
— Насколько я знаю, ваша сестра давно замужем, — раздраженно бросил Гай.
«О-о-ой-ей, — взвыл Голос, точно грешная душа в аду, — о-ой-ей, ты что, ничего понял, тупица?!»
Гизборн застыл на месте, глядя на замершую Эстер.
— Донна Эстер, — в горле было сухо, точно в заброшенном колодце, и его голос сейчас больше всего походил на хриплое карканье, — поверьте, я счел бы себя счастливейшим из смертных, если бы мог рассчитывать на Вашу благосклонность, но…
«Заткнись, идиот! — заклинал Голос, — заткнись, другого шанса у тебя не будет!»
Гай упрямо продолжал:
— …я не смогу обеспечить Вам жизнь, к которой Вы привыкли и которой, без сомнения, достойны…
Эстер сделала шаг к нему навстречу.
— …и не могу позволить Вам погубить свое будущее…
Она подошла еще ближе.
— …связав свою судьбу с безродным…
Еще один шаг.
«Да поцелуй же ты её, дубина!» — отчаянно взмолился Голос, и Гай больше не мог ему противиться.
***
«Во имя Господа нашего, Иисуса Христа! Седьмого дня от начала месяца июня в церкви святого Иакова монастыря Сан-Пабло-де-лос-Монтес был крещен младенец мужеска пола, законный сын дона Гидо де Гисбо сеньора Вильяканьяс и жены его донны Эстер, урожденной де Тальмон. В святом крещении имя младенцу сему было наречено Роберто Эдмундо…»
***
Эстер осторожно поправила полотняный чепчик на покрытой светлым пушком маленькой головке и положила уснувшего сына в колыбель. На губах малыша надулся и лопнул молочно-белый пузырек. Она улыбнулась и повернулась к мужу:
— Ты так и не сказал мне, почему решил назвать его Робертом.
— А? — Гай не сводил с мальчика глаз, — почему Роберт? Это, знаешь ли, в честь моего брата. Я не рассказывал тебе? У меня в Англии есть брат, весьма известная личность.
__________________________________________________________________
* Альхама — испанский термин арабского происхождения для обозначения еврейской общины, жившей в испанских владениях.
** Иешива — в еврейской истории название института, являющегося высшим религиозным учебным заведением.
*** Анусим — евреи, которые были вынуждены принять другую религию, однако в той или иной мере соблюдавшие предписания иудаизма.
**** Яфа шэли (ивр.) — красивая, красавица моя.
***** Don Guido, hay chicas aquí! (исп.) — Дон Гидо, здесь какие-то девушки!
****** Maldito sea (исп.) — Будь я проклят.
******* Мешумад — «оскверненный», еврей, оставивший свою веру и принявший чужую.
Легкий византийский шелк, закрывающий окно носилок, не стал преградой на пути солнечного луча, и он нахально остановился на лице задремавшей девушки. Эстер попыталась прикрыться рукой, но это не помогло, и в конце концов она со вздохом открыла глаза.
Ничего не изменилось — все то же убаюкивающее покачивание носилок, разбросанные подушки, смятые покрывала, а главное — жара, жара, которую, казалось, никто вокруг не замечал и к которой она никак не могла привыкнуть.
Теперь ей придется ко многому привыкать, в том числе и к местному наречию, пока же этот варварский язык ей совершенно не дается.
читать дальше
Эстер откинула занавесь и выглянула наружу. Поросшие густым кустарником холмы, еще вчера лишь призрачно маячившие на горизонте, сегодня приблизились вплотную и стиснули неширокую равнину, тихо дремавшую под палящим солнцем. Нигде не было видно ни души, хотя до Толедо оставалось не больше трех дней пути, а столица Кастилии, по словам ее свояка Аарона, огромный город, даже больше Лондона.
Девушка устало выпустила из пальцев дорогую ткань занавеси (надо отдать должное, мар Эфраим не поскупился на убранство носилок для своей будущей невестки) и вновь прикрыла глаза. Да пребудет над народом твоим благословение твое, Господь Бог Иакова, надо набраться терпения, осталось совсем немного, и это изматывающее путешествие подойдет к концу.
Сначала предполагалось, что большую часть пути до Кастилии она проделает морем, но даже короткое морское путешествие в Нормандию оказалось столь мучительным, что Эстер была готова идти в Испанию пешком, лишь бы не ступать на борт корабля вновь. Поэтому отправились сушей, сначала в Тур и Пуатье, затем в Бордо; в Памплоне повернули на юг к Бургосу, и теперь наконец-то были на прямом пути к цели. В Толедо, который станет ее новой родиной, ждет жених, Нафан бен Мизра, сын одного из самых уважаемых членов тамошней альхамы*.
Ее судьба решена, да будет Имя Господа благословенно отныне и навек. Наверное, она должна испытывать благодарность к мужу сестры, устроившему этот весьма выгодный союз, ведь ее нареченный молод, благоразумен, богат и, говорят, весьма недурен собой. И все-таки (Эстер грустно усмехнулась) для начала хотелось бы взглянуть на него. Хотя Сара твердит, что любовь к женщине приходит уже в браке. Что ж, ей виднее.
Полгода назад, когда мар Аарон отверг очередного претендента на руку восемнадцатилетней Эстер, сестра закатила мужу ужасный скандал. Бедный Аарон только сердито хмурился в ответ — он терпеть не мог, когда вмешивались в его планы, но тут дело семейное, ничего не поделаешь. Он стоически выдержал первый натиск Сары, налетевшей на него, точно язычники на стены иерусалимские, но долго молчать не смог:
— За какие грехи Господь послал мне жену, что хуже Наамы! — воскликнул он в сердцах. — Женщина, как ты можешь обвинять меня в том, что я не забочусь о твоих брате и сестре? Разве после смерти их отца, да будет благословенна память этого праведника, они слышали от меня хоть слово отказа? Разве твой брат Самуил не отправился учиться в лучшую иешиву**? Разве не я день и ночь пекусь о том, чтобы устроить судьбу Эстер?
— Ты сам не знаешь, чего добиваешься! — запальчиво возразила Сара. — Все кругом уже говорят, что мы готовим сестру не иначе как в жены королю, ведь сколько было отличных предложений…
— Господь, великий в своем милосердии! — возопил Аарон. — Ты слышишь, что говорит эта женщина! Неужели я настолько глуп, чтобы не видеть, что хорошо, а что…
— Скажи лучше — настолько упрям! — перебила его Сара.
Они препирались бы еще долго, но Аарон решил не испытывать судьбу и изложил свои резоны: дела королевства Английского идут далеко не блестяще, и если пойдут так дальше, то скоро королю Иоанну придется отдать в залог даже сорочки молодой королевы. А евреям слишком хорошо известно, какой выход из своих денежных затруднений предпочитают христианские государи.
При этих словах Сара побледнела, словно полотно:
— Ты считаешь, что в Англии становится опасно?
Аарон, весьма довольный тем, что ему удалось сбить с жены спесь, успокоительно покачал головой:
— Если бы я так считал, нас здесь уже бы не было. Но разумный хозяин никогда не кладет все яйца в одну корзину. Ты помнишь Эфраима бен Мизра из Толедо, что гостил у нас? Это уважаемый и влиятельный человек, друг королевского советника Иегуды ибн Эзры. И у него есть сын, разумный благочестивый юноша, которому пора жениться.
Так вот в чем дело! Сара укоризненно посмотрела на мужа — почему же он сразу все не объяснил!
И сейчас Эстер де Тальмон, дочь покойного Иешуа де Тальмона из Линкольна, находится в трех днях пути от Толедо, направляясь навстречу своей судьбе. Да будет на то Твоя воля, Господь, мой Бог и Бог моих отцов, чтобы человек, которого Ты определил мне в супруги, был добродетельным, да не будет в нем ни крупицы порока, недостатка или изъяна. Смилуйся надо мною и услышь молитву мою, потому что Ты слушаешь молитвы всех уст. Да будут угодны Тебе слова мои и помыслы моего сердца, Господь мой Бог — моя опора и мое спасение.
***
Дон Гидо придержал коня, окинув цепким взглядом опытного воина узкую равнину, спускающуюся к прохладным водам Тахо. Отличное место для засады, и, возможно, где-то среди этих пологих холмов затаилась сейчас шайка, которая не дает покоя путникам, направляющимся в Толедо.
Гидо поморщился и отер застивший глаза пот. Он почти привык к здешней жаре, почти свободно изъяснялся на быстром певучем кастильском наречии, почти свыкся со своим новым именем, и назови его кто-нибудь сейчас «сэр Гай», он, наверное, не сразу бы откликнулся. Да, прав был старый греховодник Эдмунд Гизборн, когда утверждал, что человек — не скотина, ко всему привыкнет.
И так же быстро забывает то, что хочет забыть. Но, дьявол его знает почему, в последнее время прошлое вспоминается все чаще. Хотя, святой Иаков свидетель, именно шервудским бандитам он обязан тем, что стоит сейчас на земле Кастилии. Его путь сюда начался в сыром коридоре ноттингемского замка, когда он почувствовал у своего горла холодную сталь кинжала…
— Если хочешь жить, не дергайся, Гизборн.
Он и не собирался. Дьявольщина, а ведь он надеялся схватить их еще на подходе к замку, не зря же распорядился удвоить караулы. Казнь Роберта Хантингтона, известного как Робин Гуд, была назначена на завтрашний полдень, и кто бы сомневался, что лесные волки постараются вытащить своего вожака. Однако им как-то удалось проникнуть в замок, не иначе среди его людей завелся крот. Он еще выяснит, кто этот чертов предатель… если останется в живых.
Чьи-то руки быстро обшарили его, вынув из ножен на поясе кинжал, и тихий голос (кажется, этот немытый сарацин) доложил:
— Чисто!
Из тени в неверный свет, что давал чадящий факел, вышла женская фигура.
— О, леди Волчья голова, — насмешливо хмыкнул Гизборн, — явились посмотреть, как снесут голову вашему дружку?
Марион возмущенно вздернула подбородок:
— Он — мой муж!
— Ради Бога, леди, не нужно подробностей, — Гай издевательски усмехнулся, не обращая внимания на прижатое к шее острое лезвие. — Если вы, как положено нежной супруге, хотите разделить его печальную участь, я могу поспособствовать. Кстати, всех остальных тоже касается!
Сегодня он мог торжествовать. Удача и везение наконец-то изменили Робин Гуду, и он попался как ребенок. Все-таки нет ничего лучше старых добрых способов, как говаривал его папаша, натирая доспехи льняным маслом.
Когда он изложил свой план де Рено, тот только презрительно скривился — слишком примитивно, впрочем, Гизборн, действуйте, как хотите. Но его простой план сработал — Гай раструбил на все окрестности, что будет сопровождать его милость аббата Хьюго в Уолсингем, и вроде нечаянно проболтался, что в это время по дороге на Рафорд повезут часть собранных налогов. Разбойники напали на караван на Рафордской дороге, и для них стало большим сюрпризом, что денег в мешках не было, зато в засаде оказался Гизборн. Правда, Хантингтон и тут едва не ушел, но кому-то из солдат удалось подстрелить Скарлета, благородный Робин Гуд кинулся его спасать и попался. Остальным, включая недобитого Скарлета, все же удалось улизнуть, но главное, в руках Гая был их вожак, а остальное — всего лишь дело времени.
И даже если сейчас бандиты перережут ему глотку, уйти из замка шайке все равно не удастся, в этом он не сомневался.
— Отпусти его, Джон, — сказала Марион, и холодная полоса металла у его горла исчезла.
— И на что вы надеетесь? — спросил Гай, потирая шею. Спокойствие леди-разбойницы ему очень не нравилось, но ее ответ не понравился еще больше:
— На твою помощь.
Ну и нахалка! Гизборн изумленно уставился на нее:
— Если рассчитываете обменять его жизнь на мою, то зря! Пора бы вам, идиотам, понять, что для шерифа я стою не дороже стоптанной подметки. Так что лучше постарайтесь убраться отсюда поскорей, потому что я сейчас подниму тревогу.
Гай уже набрал полную грудь воздуха, чтобы заорать «Все ко мне!», но невольно поперхнулся, услышав голос Марион:
— И ты сможешь отправить на плаху своего брата, Гизборн?
— Брата? Каким еще, к дьяволу, братом вы собрались меня наделить?
— Спроси об этом у леди Маргарет, — Гай с удовольствием заметил, что ледяное спокойствие дается Марион нелегко, — Роберт твой брат по отцу, она рассказала ему об этом в Кроксдене.
— И..? — Гизборн едва не расхохотался. — Бедняга Хантингтон слишком доверчив! Тому, что говорит моя маменька, верить следует наполовину, да и то в лучшем случае.
Марион молчала, и смысл сказанного ею окончательно дошел до Гая. «Роберт — твой брат по отцу», святой Георгий, а если это правда? От матери всего можно ожидать.
Вот тебе и ответ на все твои вопросы, Гизборн. Ай да леди Маргарет, губа у маменьки не дура — оказывается, согрешила-то с графом Хантингтоном. А что не с самим королем?
И ведь нашла кому открыться, прости, Боже, меня грешного, больше некому было, что ли?
А он-то голову ломал, не понимая, почему этот висельник Роберт щадил его вместо того, чтобы… Вот с Локсли все было понятно, Локсли был всего лишь невесть что возомнивший о себе деревенщина, который легко справлялся с солдатами, по сути, такими же тупыми саксами, а лишить жизни норманнского рыцаря — здесь у него кишка была тонка, но Хантингтон, наследник графа — совсем другое дело. Значит, этот благородный дурень просто не мог пролить братскую кровь?
Дьявольщина, да какая разница, брат или сват, он — Робин Гуд, который завтра получит по заслугам! А потом можно будет увидеться с любезной матушкой и побеседовать с ней по душам.
— А почему с матушкой? — вдруг раздался в голове чей-то ехидный Голос. — Вали лучше сразу к батюшке-графу. Здравствуйте, мол, Ваша светлость, я только что отправил в преисподнюю вашего сыночка. Заманчиво стать наследником графской короны, а, Гай?
Гизборн вздрогнул — если эта история станет известна (а это как пить дать, раз маман начала болтать, ее не остановишь), то ведь все вокруг так и решат — бастард отправил законного наследника на эшафот, чтобы занять его место! В глаза, может, и не скажут, но за спиной шептаться будут точно. И никто не вспомнит, что законный наследник — разбойник и убийца.
— Да пусть он провалится к чертовой матери, этот граф, вместе со всеми своими землями и замками в придачу! — мысленно рявкнул Гай в ответ ехидному Голосу. — Жил без него раньше, проживу и дальше. И с матерью уж как-нибудь слажу!
— С матерью, может, и сладишь, — послушно согласился Голос, — а с самим собой? Каин, где Авель, брат твой?
Святый Боже, и что он должен ответить? Что он вообще ответит, если когда-нибудь услышит: «Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли»?
— Он — разбойник! — отчаянно схватился за последнюю соломинку Гай.
— Он — брат твой.
— Это ничего не меняет!
— Это меняет все.
Гай с ненавистью взглянул на настороженно молчавшую Марион. Чертова баба все рассчитала правильно.
— Его держат в западной башне — хрипло выдавил он, протянув ей связку ключей, сорванную с пояса, — я сниму часть охраны, остальное зависит от вас.
Дальше все было точно в тумане — он, не оглядываясь, шел, почти бежал по замковым коридорам, стараясь не слышать чужих шагов за спиной, на ходу отправляя своих людей кого куда, лишь бы подальше, пока не остановился у той самой двери. Из-за его спины выскользнули две бесшумные тени, раздался сдавленный вскрик часового, лязг железа, и вот Роберт Хантингтон уже стоит перед ним. Святой Георгий, неужели это сделал я?!
— Гай, спасибо.
— У тебя мало времени, Хантингтон.
— Ты спасаешь мне жизнь.
— Убирайся!
Гай резко отвернулся, сделав вид, что не заметил протянутой руки, и в тот же миг в голове точно раскололся огромный колокол. Каменный свод стремительно надвинулся вниз, и все затопила липкая густая темнота.
Сознание возвращалось вместе с визгливыми криками шерифа и дикой головной болью. Кто ж это из хантингтонских дружков (быстрее язык отсохнет, чем назову этого висельника братом) так не поскупился? От души вломил, ничего не скажешь…
— Вы ни на что не способны, Гизборн! Бандиты разгуливают по замку, как по собственному дому, удивительно, что они еще не обедают со мной за одним столом!
— Вам стоит лишь приказать, милорд, — хотел было ответить Гай, но сухие губы едва шевельнулись, подкатила противная тошнота, и спасительная темнота вновь накрыла его с головой.
Он провалялся в постели почти неделю, прежде чем предстал перед ясными очами как всегда разгневанного начальства и заявил, что уходит. Когда де Рено понял, что помощник не шутит, то был изумлен до такой степени, что даже намекнул на повышение жалования, но быстро спохватился и заявил, что никого не держит.
И куда же теперь? Можно было вернуться в манор и задать любезной маменьке несколько неудобных вопросов, только что толку? Самое главное он уже знал, а подробности его интересовали мало, все равно от матери правды не дождешься.
К графу Глостеру? Тоже не стоит, ему сейчас не до него, ведь семейство Глостеров не в фаворе, и Гай, положившись на удачу (которой сроду не было), отправился прямо ко двору.
Но судьба смилостивилась над ним — король Джон как раз отправлял посольство к своей сестре Алиеноре Кастильской, у Его Величества срочно объявилась нужда в благородных господах, умеющих не только покрасоваться верхом, но и при случае пустить в дело меч, и Гизборн оказался в посольской свите.
Когда же послам пришло время покидать Бургос, сэр Гай неожиданно получил от миледи Алиеноры (или доньи Леонор, как называли королеву на кастильский манер) предложение остаться и послужить королю Альфонсо.
Он согласился не раздумывая, и с тех пор ни разу не пожалел о своем решении. Его Величество дон Альфонсо — славный воин, не чета тому ничтожеству, что сидит сейчас на английском троне; донья Леонор — прекрасная и разумная королева, которая к нему благоволит; толедские оружейники славятся на весь христианский мир, здешние девицы (прости, Господи, невинные прегрешения наши) горячи и покладисты, да и доброго коня можно купить куда дешевле, чем в Англии, а что еще нужно воину? Пусть же Господь благословит их католические Величества и славное королевство Кастилию!
***
Дорожная скука досаждала Эстер даже больше жары. Лия, служанка, которую ей прислал будущий свекор, была мила и расторопна, но говорила только по-кастильски, а Эстер едва знала на этом языке десяток слов. Остальные же сопровождавшие ее слуги были мужчинами, с ними не поболтаешь, и она все чаще вспоминала старую Мириам.
Мириам направлялась в Сантьяго-де-Компостела и условилась, что доберется с ними от Пуатье до Памплоны. Эта странная женщина, не выпускавшая из рук четок с маленьким крестом, хорошо говорила на иврите, бегло изъяснялась на латыни, кастильском и арабском, поэтому Эстер охотно взяла ее с собой, и Хаим, старший из сопровождавших слуг, согласился, хоть и недовольно покосился на простенькие деревянные четки.
Эстер быстро привыкла к Мириам и однажды спросила:
— Скажи, откуда ты так хорошо знаешь наш язык? Ведь ты же христианка?
Мириам усмехнулась:
— Я говорила на этом языке с рождения, на нем говорили моя мать и мой отец, ведь когда-то меня звали Мириам бен Зарон.
Эстер испуганно охнула:
— Ты — анусим***?
Но Мириам покачала головой:
— Нет, яфа****, нет. Если хочешь, я расскажу тебе, как все было.
И удивленная Эстер услышала ее историю:
— Я родилась в Дамаске, там жила моя семья, да и до сих пор живут мои братья. Когда меня выдали замуж, мы с мужем перебрались в Алеппо и думали, что проживем в этом городе до старости, но Господь судил иначе.
Я была в тягости нашим первенцем, когда муж внезапно заболел, а потом я и вовсе осталась одна. Пока он болел, дела пришли в упадок, появилось много долгов, и после смерти моего бедного Захари я решила вернуться к родителям в Дамаск.
Но беда не ходит в одиночку — в пустыне наш караван сбился с пути, мы шли наугад, а запасы воды уже подходили к концу. Оставалось только молиться о спасении, и я молила Всевышнего спасти даже не меня, а ту жизнь, что носила под сердцем.
И когда надежда почти покинула нас, впереди среди песков показались скалы, между которыми был узкий проход. «Благословенно имя Господне, мы спасены, — сказал караван-баши, — это монастырь святой Феклы!»
Мы пришли в Маалюлю, селение у подножия гор рядом с древним монастырем. Там появилась на свет моя дочь, которую я назвала в честь нашей святой спасительницы, и там я приняла христианскую веру, а после и монашеский постриг, став сестрой Марией.
— Почему ты думаешь, что тебя спас христианский Бог? — настороженно спросила Эстер.
— Я не думаю, яфа шэли****, я знаю, — ласково ответила Мириам, перебирая свои четки.
И когда в Памплоне им пришло время прощаться, старая Мириам вдруг вложила эти четки в руку Эстер:
— Господь да благословит тебя, дитя мое, я буду молить Его о тебе! Пусть же Он, всемилостивый, устроит твою судьбу, как будет Его святая воля.
Растерянная Эстер не нашлась, что ответить, и четки так и остались в ее ладони. Потом она несколько дней лихорадочно думала, что ей делать с этой чуждой вещью, наконец решила — когда доберется до Толедо, попросит кого-нибудь отдать их в христианский храм, и немного успокоилась. Но иногда она потихоньку доставала этот странный подарок со дна маленькой шкатулки и задумчиво перебирала гладкие деревянные бусины. Вот как сейчас.
Снаружи раздался чей-то встревоженный крик, носилки дернулись и понеслись, все увеличивая скорость. Удивленная Эстер, неловко перебравшись через прикорнувшую на полу Лию, с трудом добралась до окна и в испуге отпрянула, увидев искаженное страхом лицо Хаима:
— Спрячьтесь, госпожа, — прокричал он на скаку, — на нас напали, спрячьтесь!
Проснувшаяся Лия что-то заголосила, Эстер разобрала только «мавры!», но и этого было вполне достаточно. Громоздкие носилки немилосердно трясло и подкидывало, и Эстер чувствовала себя, точно горошина, забытая в пустом кувшине, но вдруг раздался треск, какая-то сила опрокинула ее на спину, сверху посыпались подушки, корзины и еще не пойми что, и Эстер поняла, что носилки перевернулись.
Она отчаянно забарахталась, пытаясь выбраться из-под навалившихся вещей, чувствуя, как в нее вцепилась испуганная Лия, и в ужасе замерла, услышав чужие голоса. Голоса звучали совсем рядом, и тут Эстер заметила, что все еще сжимает четки в руке. О, Великий Боже, если Ты и вправду так милостив и всемогущ, спаси меня и всех, кто со мною, и, клянусь, я стану Твоей верной рабой, заступись за нас в пору бедствия, взгляни и ответь нам, ибо на Тебя наша надежда!
Точно в детстве, когда маленькая Эстер боялась засыпать в комнате одна, она судорожно натянула на голову подвернувшееся под руку покрывало и прижалась к дрожащей Лие, отчаянно стиснув в ладони кусочек дерева, в который вложила сейчас всю надежду на свое спасение. Господь всемогущий, защити! Отведи от нас смертельный удар, ибо Ты милосерден, узри беды наши и услышь голос наш, и спаси нас ради имени Твоего!
Шум снаружи вдруг усилился, смешавшись с конским ржанием и звоном металла, торжествующие крики перебивались воплями ужаса, потом рядом раздались быстрые шаги, кто-то резко сдернул с них покрывало, и задохнувшаяся от ужаса Эстер увидела темноволосого юношу, державшего в руке окровавленный меч.
Он удивился не меньше, увидев двух перепуганных девчонок, повернулся и крикнул кому-то у себя за спиной:
— Don Guido, hay chicas aquí!*****
Ему ответил хриплый повелительный голос, услышав который, Эстер вздрогнула, отстраненно удивившись самой себе — она только что избежала (да и избежала ли?) смертельной опасности, а глупая память так некстати напоминает о другом голосе, который когда-то заставлял бешено биться сердечко девочки, не сводящей глаз с рыцаря в голубом плаще…
Встрепенувшаяся Лия что-то радостно залопотала, и увидев ее восторженное лицо,
Эстер с надеждой подумала, что самое страшное уже позади.
***
Гидо сердито тряхнул головой, отгоняя нахлынувшие воспоминания, и услышал удивленный голос Пабло:
— Дон Гидо, посмотрите-ка! Вон там!
По только что безжизненной равнине бешено неслась запряженная четверней неуклюжая повозка, сопровождаемая несколькими верховыми, а за ними, почти уже настигнув, гнался небольшой отряд.
Гидо привстал на стременах и почувствовал, как его охватывает охотничий азарт:
— Похоже, это сам Хамид Гаруф, как думаешь, а, Пабло?
Двадцатилетний Пабло Франсиско де Лара де Алмейдо нетерпеливо кивнул. Хотя по матери он и приходился дальней родней всесильному королевскому министру, но, будучи пятым сыном в семье, прекрасно понимал, что рассчитывать ему особо не на что. Только Пабло это волновало мало — со всей беспечностью молодости он полагал, что сам добудет себе и славу, и деньги, и почет, а дон Гидо, под началом которого он служил уже второй год, не спешил его разочаровывать.
И сейчас они оба тревожно наблюдали за тем, что происходило на дороге, пересекающей выжженную солнцем равнину. Погоня подходила к концу — громоздкая повозка, покачнувшись, завалилась набок, и преследователи настигли свою добычу. Святой Иаков, если им повезло и это действительно шайка Хамид Гаруфа, того самого бандита, что давно не дает прохода идущим в Толедо путникам, то будет чем похвалиться перед Его Величеством Альфонсо.
Гидо покосился на едва сдерживающего коня Пабло — как же хорошо ему известно это нетерпение, это горячее стремление рвануться в атаку! Да, здесь еще жив дух рыцарства, его люди скорее умрут, чем трусливо побегут с поля боя, и уж точно можно не опасаться получить удар в спину. Славное королевство Кастилия!
— Пленных не брать, — коротко приказал Гидо, бросая вперед своего вороного Фуриа. — Сантьяго-о-о!
И услышал, как два десятка глоток подхватили его клич:
— …я-я-го-о-о!
Схватка была яростной, но короткой. Радующиеся богатой добыче бандиты никак не ожидали столкнуться с хорошо вооруженным отрядом, и люди дона Гидо де Гисбо быстро покончили с проклятой шайкой.
Солдаты с довольными возгласами делили взятую в бою добычу, когда к копытам коня дона Гидо бросился курчавый человек, на плече которого темнела запекшаяся кровь:
— Да пошлет Всевышний вашей милости долгий век и всяческие блага, да наградит он вас всеми своими дарами, да будет над вами и домом вашим вечное его благословение, да пребудет…
— Ты еще кто такой? — прервал удивленный Гидо поток бесконечных благословений.
— Меня зовут Хаим, благородный дон, я слуга его милости Эфраима бен Мизра из Толедо.
Ого! Гидо довольно прищурился — сегодня святой Иаков явно снизошел к ним, грешным, своим благоволением.
Оказать услугу самому бен Мизра дорогого стоит, ведь он родня Иегуде ибн Эзре, и, будь тот хоть трижды евреем, Иегуда — королевский советник, влиятельнейший эскривано.
— Тебе окажут помощь, — небрежно бросил Гидо, сделав знак своим людям увести все еще бормотавшего благодарности слугу. А куда, черт его дери, подевался Пабло?
— Дон Гидо, — услышал он его голос, — здесь какие-то девушки!
— Они не ранены?
— Похоже нет, только очень напуганы.
— Ну так успокой их, — насмешливо ответил дон де Гисбо. Девушки наверняка служанки бен Мизра, кстати, надо бы проследить, чтобы солдаты не прихватили что-нибудь из его имущества, хватит с них и того, что содрали с убитых бандитов.
А вот и те самые девушки. Одна из них точно служанка, а вот вторая явно благородная госпожа. «А девица-то прехорошенькая, — отметил про себя Гидо, глядя как Пабло учтиво склоняется перед ней, не переставая оживленно болтать, — не зря мальчишка бьет копытом, точно жеребец в стойле. Только перепугана насмерть, на Пабло и не смотрит, хотя видит Бог, есть на что посмотреть, вместо этого таращится на меня, точно привидение увидела. Что ж она так уставилась-то? Даже в жар кинуло».
— Не бойтесь, донна, теперь вы в безопасности, — начал было Гидо, но его тут же перебила говорливая служанка:
— Госпожа не понимает, она по-нашему ни словечка не говорит, госпожа издалека приехала, поэтому не понимает…
Вот оно что, а Пабло-то, глупый, старается-распинается.
— Эй, Барильо! — крикнул Гидо одному из своих солдат, тощему как щепка Хуану, которого прозвали Бочонком в насмешку над его худобой. — Позови-ка сюда этого чертова еврея, может, он все ей объяснит.
И едва не вылетел из седла, услышав:
— Я отлично понимаю по-английски, милорд… сэр Гай.
***
Местом для ночлега столь внезапно увеличившегося отряда был избран тихий берег Тахо. Дон Гидо едва успел убедиться, что лагерь находится под надежной охраной, как к нему, непрестанно кланяясь, подошел Хаим. Сквозь поток бесконечных благодарностей и благословений, Гидо с трудом уловил суть — госпожа Эстер просит благородного дона о беседе.
Услышав это, благородный дон чертыхнулся про себя на всех известных ему языках — он еще в себя не пришел от изумления, встретив здесь девицу де Тальмон, но так как на сто миль вокруг никто кроме него уж точно не знал ни слова по-английски, дону Гидо де Гисбо нежданно-негаданно вновь пришлось стать сэром Гаем Гизборном.
Их первая беседа не заладилась с самого начала. Когда слуги, собрав все, что было можно из разбитых носилок, приторочили скарб к седлам, и госпожа Эстер двинулась в путь верхом, теперь уже под надежной охраной его отряда, Гизборн попытался было завести светский разговор, хотя дьявол его знает, о чем с ней можно было говорить.
Спросить, как госпоже понравилась Кастилия? Ничего глупее и не придумаешь после того, как ее едва не ограбили и чуть не убили. Расспросить о цели столь далекого путешествия? Так болтливая служанка уже всем растрепала, что госпожа — невеста Нафана бен Мизра (неужто здешним евреям не хватает местных девиц, что понадобилось искать невесту на другом конце света).
И Гай не нашел ничего лучше, чем поинтересоваться здоровьем семейства де Тальмон. Как, к примеру, поживает ваш батюшка? Скончался три года назад? Ох, чтоб меня… Простите, благородная донна, я не… А ваша сестра? Надеюсь, она находится в добром здравии?
Ответом ему было скупое «В добром!» и презрительно-огненный взгляд. И что опять не так?!
Вот дерьмо, уж лучше бы он помолчал, не зря же говорится, что в закрытый рот муха не залетит. Вон Пабло помалкивает, только кидает на хорошенькую спутницу горячие взгляды.
А сейчас донне Эстер вдруг пришла охота попросить его о беседе, только этого не хватало. О, чтоб меня черти взяли, maldito sea******!
Потемневшие к вечеру воды реки стали совсем черными от отражающегося огня костра, легкая волна наступала и тут же проворно убегала с пологого берега, точно ласковый игривый щенок. Когда-то в Линкольне у нее был такой.
Эстер зябко поежилась, хотя вечер был теплым, даже душным. Какими далекими казались ей Линкольн и Ноттингем еще вчера, и какими близкими они вдруг оказались.
Наверное, то, как она уставилась на сэра Гая, со стороны выглядело ужасно неприличным, но разве могла она подумать, что ей на помощь придет тот, кто однажды уже спас ее семью! Сначала она решила, что обозналась, но чем дольше вглядывалась в лицо «дона Гидо», тем больше убеждалась, что это он, он и никто другой, хотя она не помнила этой горькой складки у его губ, и не было раньше шрама, что наискось пересек бровь, и голубые глаза на покрытом загаром лице теперь казались стальными из-за сурового взгляда. Сэр Гай Гизборн, давно забытый герой ее детских грез, и лучше не задумываться, почему так остро кольнуло сердце, когда он вдруг спросил о Саре.
Пожалуй, она была чересчур резка, и потом ей стоило больших усилий заставить себя отправить к нему слугу, но…
— Вы хотели меня видеть, донна Эстер?
— Благодарю, что вы пришли сэр Гай. Мне крайне необходима ваша помощь и совет.
Он почтительно склонил голову.
— Вот, — Эстер протянула руку, и Гизборн с удивлением увидел на маленькой розовой ладони монашеские четки.
— Откуда это у вас?
— Мне их подарила одна… Впрочем, неважно, — она перевела дух и выпалила:
— Когда на нас напали, я попросила вашего Бога спасти меня и пообещала, что стану его верной рабой. Бог услышал мою мольбу, и… и теперь моя очередь выполнить обещанное.
«Санта Мария Милагрос, Пресвятая Дева Чудотворная! После сегодняшнего дня меня уже ничего не сможет удивить!»
А Эстер торопливо продолжала, точно боялась, что если остановится, то не сможет договорить до конца:
— И я прошу Вас посоветовать мне какой-нибудь безопасный приют, где я могла бы остановиться, чтобы… чтобы осуществить свое намерение. Дом моего жениха, — она запнулась, — моего бывшего жениха вряд ли подойдет для этой цели.
«Ну еще бы. Гай, твою ж мать, ответь ей что-нибудь, не молчи!»
— Я слышала, что существуют общины тех, кто решил посвятить свою жизнь служению Всевышнему, и если где-нибудь в окрестностях Толедо…
«Ну конечно, монастырь! А ведь правда, больше ей укрыться негде. Хреновый из тебя советчик, Гизборн, пока ты стоял столбом, девочка все уже решила сама. И если она еще раз так на меня посмотрит, то клянусь спасением души, я вообще забуду, на кой сюда пришел!»
— Я могу лишь приветствовать ваше решение, донна Эстер. По дороге в Толедо находится монастырь сестер-бенедиктинок, я думаю, они с радостью вам помогут, и, конечно, вы можете рассчитывать на мою защиту.
— Благодарю вас, милорд.
Она опустила глаза, давая понять, что разговор окончен.
«И что, теперь ты просто уйдешь и все?!» — растерянно воскликнул невесть откуда взявшийся Голос, но Гаю оставалось лишь молча поклониться донне Эстер.
Стен монастыря Санта-Мария-дель-Ампаро они достигли на следующий день к вечеру. Пожилая настоятельница изумленно выслушала просьбу дона Гидо, но быстро опомнилась и сообщила, что безусловно приютит девицу, решившуюся на столь благочестивый поступок. «К вящей пользе святой обители,» — мысленно съязвил Гай.
При их прощании побледневшая и заметно растерявшаяся донна Эстер попросила сэра Гая оказать ей еще одну услугу и сообщить о ее решении несостоявшемуся свекру, потом решительно нахмурила брови и направилась к массивным монастырским воротам, не обращая внимания на горестные вопли и стенания слуг. И Гай с удивлением подумал, что смелости этой малышке не занимать.
***
Эфраим бен Мизра оказался благообразным седовласым старцем, именно такими Гай в детстве представлял себе библейских патриархов. Он принял дона де Гисбо в своем толедском доме, столь же скромном снаружи, сколь роскошном внутри. Недоверчиво выслушав рассказ о случившемся на берегу Тахо, мар Эфраим заговорил, тщательно подбирая слова.
Прежде всего, он безмерно благодарен дону Гидо за помощь и спасение его людей и донны де Тальмон от рук нечестивых бандитов. Но пусть благородный дон поймет его правильно, решение госпожи Эстер (я хорошо знал ее отца, это был человек глубоких знаний и большой мудрости, жаль, что вы, дон Гидо, не были с ним знакомы), столь неожиданно… Конечно, он ни в коей мере не ставит под сомнение слова бесстрашного дона де Гисбо, но, согласитесь, девушка еще слишком молода и может не понимать всех последствий своего поступка. И дабы убедиться в ее искренности (он еще раз просит понять его правильно), согласно обычаям альхамы донна Эстер должна предстать перед советом трех уважаемых раввинов. И не будет ли дон Гидо так любезен, чтобы сопроводить ее в Толедо?
«Вот вляпался-то, — с тоской подумал Гай, согласно кивая в ответ, — и сколько же мне еще с этой девчонкой нянчиться?»
— Да будет тебе страстотерпца изображать, — тут же вклинился ехидный Голос, — кого обмануть хочешь? Ты ведь рад-радешенек, что появился повод в дель-Ампаро вернуться, скажешь, не так?
Возразить было нечего, и Гай ограничился тем, что раздраженно посоветовал вреднючему Голосу заткнуться.
***
Для сопровождения донны Эстер Гизборн прихватил с собой Пабло и двух солдат, на всякий случай, дороги-то небезопасны. Настоятельница монастыря сестра Долорес согласилась отпустить девушку только после многочисленных увещеваний не сворачивать с выбранного ею пути, бесконечных напоминаний о спасении души и примеров стойкости святых, чью горячую веру не смогли поколебать никакие посулы.
Эстер, сменившая свой наряд на платье монастырской послушницы, терпеливо выслушала наставления, из которых едва ли поняла половину, но по дороге в Толедо эта хохотушка уже ничем не напоминала ту скромницу, что внимала словам благочестивой аббатисы. Она пыталась говорить по-кастильски, забавно коверкая слова, Пабло усердно поправлял ошибки донны, и оба при этом заливались веселым смехом.
«Мальчишка-то распустил хвост почище павлина в королевском саду,» — презрительно подумал Гай. Поначалу он решил не обращать на эту парочку внимания, но то ли летний зной был особенно изнуряющим, то ли ему просто осточертело мотаться туда–сюда, но надолго его терпения не хватило, и он резко приказал Пабло отправиться вперед и проверить, свободна ли дорога, сопроводив приказ парой энергичных местных выражений, которые донне Эстер лучше не переводить.
Смущенный Пабло пришпорил коня, а девица наградила Гая таким взглядом, что он почти серьезно задался вопросом: женщины с рождения умеют так глазами стрелять или их этому где-то учат?
Но чем ближе становился Толедо, тем серьезнее становилась эта девочка, которой черный монашеский хабит шел ничуть не меньше, чем шелковая котта. Гай представил, что ей сейчас предстоит, и невольно вспомнил о мученицах, когда-то выходивших на арену цирка с голодными львами.
И когда после беседы с уважаемыми раввинами, проходившей в одном из домов еврейского квартала, Эстер появилась в дверях с гордо поднятой головой, сжимая в маленьком кулачке неизменные четки, Гизборн понял, что она сумела укротить своих львов.
Решение совет раввинов вынес следующее: брак между Нафаном бен Мизра из Толедо и Эстер де Тальмон из Линкольна не может быть заключен, ибо не может быть брака между мешумад******* и живущим по закону Торы. Но так как опекуном девицы Аароном из Линкольна ей было выделено приданое, оно будет выплачено в случае вступления госпожой Эстер в брак тому, кого ей угодно будет избрать себе в мужья, за исключением суммы, уплаченной в виде отступного семье бен Мизра; в случае же, если указанная девица решит вести в дальнейшем жизнь целомудренную и останется в монастыре, вся сумма приданого, за исключением отступного, будет возвращена ее опекуну. И да будет так.
***
— Что значит «не велели беспокоить», ты что, собачий сын, указывать мне будешь?
За дверью раздался смачный звук оплеухи, и Гизборн, собравшийся было вздремнуть после обеда, хмуро усмехнулся — если Паблито разойдется, под горячую руку ему лучше не попадать. Ну что еще стряслось? Вид у ворвавшегося к нему парня был серьезный, точно у монаха, который собрался исповедовать непотребную девку.
— Дон Гидо! Я прошу Вас оказать мне великую милость!
«Опять продулся в кости до последнего гроша, — решил Гизборн, — ладно, придется выручить, хотя у самого с деньгами негусто».
— Я молю Вас просить для меня руки донны Эстер!
«Ты-ы-ж-ж...» — только и смог подумать ошарашенный Гай.
«Угу, — откликнулся явившийся как обычно некстати Голос, — именно! А ты почему онемел? Ответь что-нибудь!»
— То есть ты… это? — промычал Гай в ответ Пабло.
«Для начала неплохо, — одобрил Голос, — а теперь давай по делу!»
«И что я ему скажу? Вот дерьмо-то!»
«Что скажешь? Можешь правду сказать — что сейчас ты душу готов заложить, лишь бы оказаться на его месте».
«А почему нет? Почему, к чертям собачьим, нет?!»
«Ты уже раз попробовал, или забыл? Напомнить, что ее сестрица тебе тогда наговорила? Кто у нас тут любитель на граблях поскакать?»
«Так это когда было, — возразил Гай, — она тогда еще совсем соплячкой была, наверно, и не помнит ничего».
«Может, и так, — неожиданно уступил Голос, — только вот о чем подумай — ну, согласится она, и что? Что ты сможешь ей предложить? Кусок земли пополам с болотом на другом краю света, доходов с которого едва хватает, чтобы кое-как прожить твоим старикам, или, может быть, свое жалование? Кстати, ты еще с тем шорником не расплатился».
«Пабло, между прочим, тоже не гранадский эмир!»
«У Пабло пол-Испании родни и троюродный дядя — королевский министр! А ты для них так и останешься пришлым чужаком из свиты королевы. Да и для королевы тоже, она хоть и зовется Алиенорой Английской, Англии-то в глаза не видела. Завидный жених, чего уж там!»
«Дерьмо!»
«Согласен».
— А ты сам-то… почему не? — с отчаянной надеждой спросил Гай.
— Но вы же знаете ее язык!
«Ох, что б тебя, и не поспоришь!»
— Ладно, — сдался Гизборн, — только имей в виду: из меня сваха, как из ослиного хвоста сито. Ежели что — не обессудь!
***
Для начала нужно было переговорить с настоятельницей, но за время службы у аббата Хьюго Гай научился прекрасно ладить с божьими людьми, ибо отлично знал их слабое место. Поэтому для начала он напомнил сестре Долорес, что в случае принятия пострига Эстер остается ни с чем, а потом намекнул, что если вопрос со свадьбой дона Пабло решится положительно, святая обитель внакладе не останется. После этого достойная аббатиса немедленно прониклась сочувствием к юным сердцам и заявила, что лучшей карой для них будет выслушать Gloria у алтаря.
Итак, жених был согласен, родственники тоже, оставалось убедить невесту. Для Эстер Гай приготовил целую речь и очень надеялся, что в самый важный момент слова не разлетятся из памяти, точно испуганные воробьи из-под лошадиных копыт.
Он ожидал ее в монастырском клуатре. Появившаяся донна, похоже, была рада его приходу, и Гай решительно приступил к делу. Была не была!
— Донна Эстер, — бодро начал он, — смею надеяться, что не случайно Господу было угодно, чтобы мы с Вами встретились… то есть встретились вновь. Я обещал вам свою поддержку и защиту, и во исполнение данного обещания осмелюсь просить…
«Святой Иаков, а ведь она догадалась! Чтоб мне пропасть, догадалась — вон и глазки потупила, и покраснела, что твой шиповник. Ну раз так, дело выгорит!»
— … просить вашей руки для дона Пабло Франсиско де Алмейдо, чье благородство и смелость известны далеко за…
«Дьявольщина, что такое?! Побелела, точно саван, еле стоит, вот-вот зарыдает. Да что ж опять не так? Говорил я этому упрямому ослу, говорил — ну какая из меня сваха?»
— … и чьи доблести не подлежат сомнению…
— Нет!
«Та-а-к, сосватал парню невесту, твою ж мать. Клянусь сатаной девятихвостым, если еще раз кто при мне про такое дело заикнется, на месте зарублю!»
— Я прошу не считать мой отказ оскорблением, милорд, но я не могу ответить дону Пабло взаимностью.
«А мне казалось, он ей нравился. Тьфу, пропасть, ну кто их поймет, этих женщин?»
— В таком случае, я не смею более досаждать Вам, донна Эстер.
Сухо поклонившись, он отвернулся и размашисто зашагал по узкой галерее.
«Вот вляпался опять, да что ж за дерь…»
— Сэр Гай! — неожиданно донесся вслед голос Эстер.
Ну что еще?
— Когда-то вы собирались взять в жены девушку из семьи де Тальмон…
«Ну вот, вспомнила! Только этого мне и не хватало!»
— … и не переменили своего намерения?
— Насколько я знаю, ваша сестра давно замужем, — раздраженно бросил Гай.
«О-о-ой-ей, — взвыл Голос, точно грешная душа в аду, — о-ой-ей, ты что, ничего понял, тупица?!»
Гизборн застыл на месте, глядя на замершую Эстер.
— Донна Эстер, — в горле было сухо, точно в заброшенном колодце, и его голос сейчас больше всего походил на хриплое карканье, — поверьте, я счел бы себя счастливейшим из смертных, если бы мог рассчитывать на Вашу благосклонность, но…
«Заткнись, идиот! — заклинал Голос, — заткнись, другого шанса у тебя не будет!»
Гай упрямо продолжал:
— …я не смогу обеспечить Вам жизнь, к которой Вы привыкли и которой, без сомнения, достойны…
Эстер сделала шаг к нему навстречу.
— …и не могу позволить Вам погубить свое будущее…
Она подошла еще ближе.
— …связав свою судьбу с безродным…
Еще один шаг.
«Да поцелуй же ты её, дубина!» — отчаянно взмолился Голос, и Гай больше не мог ему противиться.
***
«Во имя Господа нашего, Иисуса Христа! Седьмого дня от начала месяца июня в церкви святого Иакова монастыря Сан-Пабло-де-лос-Монтес был крещен младенец мужеска пола, законный сын дона Гидо де Гисбо сеньора Вильяканьяс и жены его донны Эстер, урожденной де Тальмон. В святом крещении имя младенцу сему было наречено Роберто Эдмундо…»
***
Эстер осторожно поправила полотняный чепчик на покрытой светлым пушком маленькой головке и положила уснувшего сына в колыбель. На губах малыша надулся и лопнул молочно-белый пузырек. Она улыбнулась и повернулась к мужу:
— Ты так и не сказал мне, почему решил назвать его Робертом.
— А? — Гай не сводил с мальчика глаз, — почему Роберт? Это, знаешь ли, в честь моего брата. Я не рассказывал тебе? У меня в Англии есть брат, весьма известная личность.
__________________________________________________________________
* Альхама — испанский термин арабского происхождения для обозначения еврейской общины, жившей в испанских владениях.
** Иешива — в еврейской истории название института, являющегося высшим религиозным учебным заведением.
*** Анусим — евреи, которые были вынуждены принять другую религию, однако в той или иной мере соблюдавшие предписания иудаизма.
**** Яфа шэли (ивр.) — красивая, красавица моя.
***** Don Guido, hay chicas aquí! (исп.) — Дон Гидо, здесь какие-то девушки!
****** Maldito sea (исп.) — Будь я проклят.
******* Мешумад — «оскверненный», еврей, оставивший свою веру и принявший чужую.
@темы: мои работы, ФБ 2019
-
-
14.11.2019 в 14:54Ты подарила столько позитива, спасибо!
-
-
14.11.2019 в 15:59-
-
14.11.2019 в 16:19-
-
14.11.2019 в 16:29-
-
24.04.2020 в 16:00-
-
25.04.2020 в 02:30-
-
25.04.2020 в 04:34-
-
25.04.2020 в 05:43-
-
25.04.2020 в 12:40-
-
26.04.2020 в 01:11Добилась своего Женщина создана делать мужчину счастливым, где бы этот несчастный ни прятался (с)
-
-
26.04.2020 в 06:04-
-
26.04.2020 в 10:02-
-
26.04.2020 в 11:00-
-
26.04.2020 в 11:24-
-
26.04.2020 в 11:26ой, вот этого не помню.
Но у меня ощущение было, что она сама ему глазки строила, потому он ею и заинтересовался.
-
-
26.04.2020 в 11:28Вот именно. А потом потребовала, чтобы разбойники его повесили.
-
-
26.04.2020 в 11:30-
-
26.04.2020 в 11:33-
-
26.04.2020 в 11:35-
-
26.04.2020 в 11:41киса в свитере, вот:
-
-
26.04.2020 в 11:48-
-
26.04.2020 в 12:03-
-
26.04.2020 в 12:05-
-
26.04.2020 в 12:22-
-
26.04.2020 в 13:33Папа не то, чтобы красовался и смелостью бравировал, он неверно оценил ситуацию и себя в ней. Как-то так: «Я богат, я видный член общины, и мы собственность короля. Что можешь сделать мне ты, простой чиновник на службе у этого же короля? Ты даже не лорд этих земель, ты функция, сам по себе ты никто. Ты мой должник, просрочивший платеж. Какой вред можешь принести мне ты, всего лишь назначенный королем на должность?» Он реально чувствовал себя защищенным. А когда результат своих действий оценил, заговорил о прощении.
А Гай балда. Его проблема в том, что он не очень-то умеет врать (хотя себя обманывать вполне получается), а главное, ненавидит лжецов. Ну что стоило эдак невзначай сказать девушке, что он отправился в город для подавления погромщиков и для защиты мирного еврейского населения? И обнаружив, что ее с семьей в городе нет, оставил солдат наводить порядок и арестовывать злодеев-зачинщиков, а сам кинулся искать де Тальмонов, чтобы охранять и сопровождать в безопасное место. Нет, стоял и блеял жалкие оправдания, от которых Сара только в ужас пришла.
-
-
26.04.2020 в 14:06киса в свитере, думаю, вряд ли. Слишком большой риск, погром - это стихия, где толпа не разбирает правых/виноватых, и нет никакой гарантии, что тебя не утилизируют вместе с конкурентами. Так что я здесь скорее соглашусь со scram - Он реально чувствовал себя защищенным. И немного перегнул палку.
А Гай балда. Его проблема в том, что он не очень-то умеет врать ..., а главное, ненавидит лжецов
И здесь соглашусь. Отчасти в этом его очарование))
неправильно трындеть о каноне в комментариях под фиком Да прям!! Давайте трындеть!
-
-
26.04.2020 в 14:15-
-
26.04.2020 в 14:18-
-
26.04.2020 в 14:23Представила: «Дорогие соотечественники! Я сейчас пойду творить фигню, Тора предупреждает, что это может выйти боком, но очень хочется. Так что вы пакуйте чемоданы на всякий случай».
прастите, петросяню
-
-
26.04.2020 в 14:31